Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Ива Серебристая осалила меня плешмобом про книги. Семь дней выкладывать по обложке любимой книги и каждый день салить нового человека. Я люблю всё переиначивать по-своему, поэтому буду ещё показывать и рассказывать побольше. Про почти все книги, которые я упомяну, я уже тут писала, но нелишним будет повторить!) Вот не захочет ли в это поиграть, к примеру, Анива?
1. Радий Погодин "Земля имеет форму репы". С иллюстрациями Флоренского. И с другими картинками я уже не могу это читать. Обожаю каждый рассказ в этой книге. Обожаю зверя Индрика, Вовку Попугаева, мышонка Терентия и жеребёнка Мишу. Правда, меня всегда сердило, что эта книга почему-то строго ориентирована на каких-то "среднешкольников". Её и взрослому почитать будет нелишне! Юмор там потрясающий и уровень печали и красоты - тоже.


Может, когда-нибудь ты побываешь в лесу или в поле под Новгородом и вдруг почувствуешь, даже вздрогнешь от этого чувства, будто мимо тебя пролетела красная ласточка. Ветер ее крыла коснулся твоих ресниц, ты невольно сощурился - это шнырь прошмыгнул.
Телевидение его не возьмет. Глаз не тот. Стеклянный.
И мормыша телевидение не заметит. Мормыш с чем хочешь сольется. У зеленого встанет - зеленым станет. У желтого - желтым, неразличимым.
Только глаз живой и творящий может их разглядеть.
Мормыш Свиря взял Вовку под руку, вежливо отвел его в тень под дубок.
- Садись, Вова.
Шныри принесли воды из ручья в горсточках. Полили Вовкину голову.
- Не печет?
- Не печет, - сказал Вовка. Хотел добавить: "И все равно нету вас и быть не может".
Шныри ухмылялись разноцветными рожицами. Вовка вздохнул и не сказал этого.
На ветку над Вовкиной головой птица села маленькая - соловей.
- Чего же ты не стреляешь? - спросил мормыш Свиря. - Бабахни - и не будет в лесу соловья.
Тут Попугаев Вовка сразу все понял.
- Ага, - сказал он. - Знаю, к чему вы клоните. Только факт: ружье мое это - игрушечное. Оно понарошку.
- А целишься ты понарошку?
- Ты когда целишься, что думаешь?
Вовка почесал затылок, решил слукавить.
- Я, когда целюсь, так думаю: "Птичка, птичка, покружись над моей головой".
- Ну и враль! - засмеялись шныри. Смех был переливчатый, как вода по камушкам.
- Ловок, - сказал мормыш Свиря. - Целишься ты и думаешь - наповал. В самое сердце живое. Или тебе, Попугаев Вовка, есть нечего? Или тебе пух, перо нужны для подушки?
- Я больше не буду, - сказал Вовка. - Я только в хищников буду палить.
Хотел Попугаев Вовка заглянуть мормышу Свире в глаза, мол, поверил или еще сомневается, повернулся к нему, а его нет. И шнырей нет. Только соловей на ветке сидит. Горлышко у него то раздувается, то опадает от смеха.
- Причудилось, - сказал Попугаев Вовка. - От жары и лесного духа. Бабушка говорит, что лесной дух смутный. Мороку на глаза наводит, мысли в голове путает.
Взял Вовка ружье на плечо и обратно пошел.
Все видели в эту ночь странные сны. Синих лошадей с электрическими глазами. Красных жестяных козерогов. Желтых раков. Все эти сомнительные животные странно подмигивали и говорили: "Мы, только мы. Наш, только наш..." Но наверное, самый странный сон видела Люся. Снилось ей целое поле ломаных игрушечных автомобильчиков. По этому полю идет Попугаев Вовка один-одинешенек, худой-прехудой, совсем малокровный, в ластах и в маске. Жутко воет и на глазах ржавеет.
Две женщины бранили трубочиста. В клубе шла спевка. В церкви репетировали колокольный звон. Скулил и лаял пес Сижисмон Ничей. Его личные блохи Лоис и Артеуза жгли его, как кипяток, как кислота, — они мечтали попасть во дворец.
Мышонок Терентий рисовал. Древние башни крепости, почти малиновые, как бы летели вверх, и песок желтый как бы сливался с рекой синей-синей и отвесно уходил в глубину. Трава зеленая кружилась плавно, как медленные карусели. А у крепостной стены стоял жеребенок Миша, приводя все цвета природы в движение своим удивительным золотистым цветом.
1. Радий Погодин "Земля имеет форму репы". С иллюстрациями Флоренского. И с другими картинками я уже не могу это читать. Обожаю каждый рассказ в этой книге. Обожаю зверя Индрика, Вовку Попугаева, мышонка Терентия и жеребёнка Мишу. Правда, меня всегда сердило, что эта книга почему-то строго ориентирована на каких-то "среднешкольников". Её и взрослому почитать будет нелишне! Юмор там потрясающий и уровень печали и красоты - тоже.


Может, когда-нибудь ты побываешь в лесу или в поле под Новгородом и вдруг почувствуешь, даже вздрогнешь от этого чувства, будто мимо тебя пролетела красная ласточка. Ветер ее крыла коснулся твоих ресниц, ты невольно сощурился - это шнырь прошмыгнул.
Телевидение его не возьмет. Глаз не тот. Стеклянный.
И мормыша телевидение не заметит. Мормыш с чем хочешь сольется. У зеленого встанет - зеленым станет. У желтого - желтым, неразличимым.
Только глаз живой и творящий может их разглядеть.
Мормыш Свиря взял Вовку под руку, вежливо отвел его в тень под дубок.
- Садись, Вова.
Шныри принесли воды из ручья в горсточках. Полили Вовкину голову.
- Не печет?
- Не печет, - сказал Вовка. Хотел добавить: "И все равно нету вас и быть не может".
Шныри ухмылялись разноцветными рожицами. Вовка вздохнул и не сказал этого.
На ветку над Вовкиной головой птица села маленькая - соловей.
- Чего же ты не стреляешь? - спросил мормыш Свиря. - Бабахни - и не будет в лесу соловья.
Тут Попугаев Вовка сразу все понял.
- Ага, - сказал он. - Знаю, к чему вы клоните. Только факт: ружье мое это - игрушечное. Оно понарошку.
- А целишься ты понарошку?
- Ты когда целишься, что думаешь?
Вовка почесал затылок, решил слукавить.
- Я, когда целюсь, так думаю: "Птичка, птичка, покружись над моей головой".
- Ну и враль! - засмеялись шныри. Смех был переливчатый, как вода по камушкам.
- Ловок, - сказал мормыш Свиря. - Целишься ты и думаешь - наповал. В самое сердце живое. Или тебе, Попугаев Вовка, есть нечего? Или тебе пух, перо нужны для подушки?
- Я больше не буду, - сказал Вовка. - Я только в хищников буду палить.
Хотел Попугаев Вовка заглянуть мормышу Свире в глаза, мол, поверил или еще сомневается, повернулся к нему, а его нет. И шнырей нет. Только соловей на ветке сидит. Горлышко у него то раздувается, то опадает от смеха.
- Причудилось, - сказал Попугаев Вовка. - От жары и лесного духа. Бабушка говорит, что лесной дух смутный. Мороку на глаза наводит, мысли в голове путает.
Взял Вовка ружье на плечо и обратно пошел.
Все видели в эту ночь странные сны. Синих лошадей с электрическими глазами. Красных жестяных козерогов. Желтых раков. Все эти сомнительные животные странно подмигивали и говорили: "Мы, только мы. Наш, только наш..." Но наверное, самый странный сон видела Люся. Снилось ей целое поле ломаных игрушечных автомобильчиков. По этому полю идет Попугаев Вовка один-одинешенек, худой-прехудой, совсем малокровный, в ластах и в маске. Жутко воет и на глазах ржавеет.
Две женщины бранили трубочиста. В клубе шла спевка. В церкви репетировали колокольный звон. Скулил и лаял пес Сижисмон Ничей. Его личные блохи Лоис и Артеуза жгли его, как кипяток, как кислота, — они мечтали попасть во дворец.
Мышонок Терентий рисовал. Древние башни крепости, почти малиновые, как бы летели вверх, и песок желтый как бы сливался с рекой синей-синей и отвесно уходил в глубину. Трава зеленая кружилась плавно, как медленные карусели. А у крепостной стены стоял жеребенок Миша, приводя все цвета природы в движение своим удивительным золотистым цветом.