Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Лёша покрасил изгаженный древними пятнами зелёнки и йода и чёрт знает чего шкафчик из туалета, а я выбила у родителей разрешение вынести на помойку бабушкину тумбочку. Перед этим я переворошила её содержимое (тумбочки, а не бабушки), нашла написанные её нетвёрдой рукой (образование три класса, из третьего забрали как нужную в хозяйстве) бумажки с молитвами, в том числе, например, и такую:
Иисус Христос
раны лечил,
исцелял,
людям лечил, воскресал,
людям помогал.
помоги и мне,
господи, помоги

Ещё нашла огромные иглы, очки с толстенными стёклами, кучу спиц, тесёмочек и молний, клубочки шерсти и мешочек пуговиц. И заметку про сына, и фотографии - мамы, покойного дяди и мои. Маленькую газетную заметку с фотографией дяди. Открытки от дяди. Школьную тетрадку, аккуратно исписанную от корки до корки, с акафистами. Грустно, конечно, поплакала.

А потом пошла перекладывать всё это в другую тумбочку к родительским бумагам и нашла там конверт, набитый открытками, которые маме писал папа. Он писал ей стихи! И когда они поженились, писал на каждый праздник. Там и черновички лежат. Он писал: "Милый мой Галчонок, ты сердитый, красивый ребёнок, я надеюсь, что ты подрастёшь, и ещё в жизни много поймёшь". Маме было 33 года. А на восьмое марта за месяц до моего рождения он написал: "Ты сейчас как матрёшка, но всё равно так мила". И я снова прослезилась.

Ещё на мне застегнулись шорты, которые я купила "на когда-нибудь потом, когда они не будут мне малы, ведь на них такие милые цветочки". Вроде бы надо порадоваться, но вес достиг плато и пока не снижается, так что я не особо веселюсь.