Опасайтесь лысых и усатых. Юрий Коваль

[Regen-Lena]

– Вы еще не проснулись? Проснулись вы или нет?

Кажется, я еще не проснулся.

– Неужели вы спите? А вид такой, будто вы проснулись.

Такого вида у меня быть не могло, ведь я не открывал глаз. Я хотел возразить, но подумал: начну спорить – сразу станет ясно, что я проснулся. Я решил промолчать и всем своим видом показать, что еще не проснулся.

– Жалко, очень жалко, что вы не проснулись. Такое умное, такое проснувшееся лицо. Обидно, и все.

Я просто не знал, как быть – просыпаться или нет. Пожалуй, надо было не валять дурака, а просыпаться, раз уж у меня был такой проснувшийся вид.

Но как это сделать? Глупо подскакивать и орать, дескать, я проснулся. А как еще показать, что это свершилось, я не мог сообразить, потому что все-таки проснулся не до конца.

– Ладно. Вы лежите и слушайте. Только на секунду приоткройте глаза, покажите, что проснулись, а потом можете снова закрывать.

Я открыл глаза и увидел старуху, сидящую напротив. Она была в черном платке, который окутывал голову и плечи, из платка выглядывал кривой колдовской нос.

Над головою старухи висела нога в розовом носке, и я вспомнил, что мы в купе поезда.

– А теперь закройте глаза и слушайте. Закрывайте, закрывайте…

Кажется, надо было и вправду закрывать только что открытое. Неловко пялить глаза, если их просят закрыть, и я покорно сомкнул веки.

– Вот молодец. Хорошо. А теперь слушайте. Я хочу вас предупредить, а то умрете и сами не узнаете от чего. Главное – берегитесь Волны!

Мне захотелось немедленно открыть глаза, но я удержался.

– Я вам все расскажу, хоть это и секрет. Надо беречься Волны. В ней все дело. Вы поняли?

Ну, теперь откройте глаза и покажите, что вы все поняли.

Я открыл глаза. За колдовским носом разглядел я серые орлиные очи.

– Волна эта чрезвычайно опасна, – говорила старуха, наклоняясь ко мне. – Ее распространяют лысые и усатые. Они знают секрет.

– Какая волна? – собравшись с силами, сказал я.

– Лучевая, – пояснила старуха. – Ее распространяют лысые и усатые. Вы поняли?

Кажется, я все понял. Старуха была «с приветом» и сейчас пыталась передать мне этот привет.

– Только лысые и усатые знают секрет Волны. Они потихоньку подходят к человеку и начинают распространять Волну. У человека сразу боль в сердце.
Но знаете, что надо сделать, когда лысые и усатые начинают нагонять Волну?

– Что? – спросил я.

– Отойти, просто отойти в сторону. А потом посмотреть на лысого или усатого и громко сказать: «Я знаю!» Чтоб он понял, что вы знаете про Волну. Или еще есть средство, очень верное.

– Какое? – спросил я.

– А что вы делаете, если обожжетесь? Какое есть народное средство?

– Слюна? – предположил я.

– Умница! Вот именно, слюна! Надо помазать пораженное место слюной! Какая умница! Какое осмысленное, проснувшееся лицо!

Почему-то моя догадливость насчет слюны очень понравилась старухе, и она расхваливала меня, шарила глазами по купе в поисках человека, который тоже мог бы одобрить такую мою смекалку. Но подходящего человека не было.

Фотограф-профессионал спал, равнодушный к Волне, слюне и моей сметливости.

– И еще я скажу вам: берегите уши. Лысые и усатые любят действовать через уши.

– Как это?

– Разве вы не слыхали, что уши – вместилище разума?

– Не слыхал.

– Как же так? Ведь все проходит в мозг через уши! Именно уши – вместилище разума.

– Так говорили древние греки, – послышался голос, и капитан-фотограф свесил вниз свою профессиональную бороду.

– Вот это умница! – воскликнула старуха. – Вот умница так умница!

Мудрые слова капитана-фотографа поразили ее, и она восклицала, прихлопывая в ладоши. Фотограф-профессионал одним махом затмил мою догадливость со слюной.

– А как же глаза? – спросил я. – Глаза-то что ж такое?

– Глаза – это источалище разума, – пояснила старуха. – Они разум источают, а уши – вместилище.

– А нос-то небось чихалище? – спросил капитан.

– Нос и глаза сами за себя постоят, – усмехнулась старуха. – А вы берегите уши. Не давайте лысым и усатым шептать на ухо. Волна проникает через уши и убивает мозг. Лысые и усатые хорошо умеют убивать чужой мозг.

– А как быть с бородатыми? – спросил я, намекая на капитана-фотографа. – Бородатые тоже опасны?

– Ну нет, бородатые – совсем другое дело. Именно бородатые чаще всего жертвы усатых. И ваш бородатый друг совершенно не опасен. А вот вы… Вы никогда не носили усов?

Схвативши себя пальцами за подбородок, старуха внимательно глянула мне под нос, и под носом сразу зачесалось, стало неловко.

– Да вроде не носил.

– Вы меня обманываете.

– Не носил я усов, – твердо сказал я, хотя и вспомнил, что однажды действительно отрастил усы, да сбрил их, потому что сделался похож на кота.

– Как же так! – воскликнул капитан-фотограф. – Ведь ты отращивал усы! На кота-то был еще похож!

– Это я так, баловался. И носил их всего две недели.

– За две недели Волну не сделаешь, – сказала старуха. – И все-таки вы опасны. Скажите честно, умеете делать Волну?

– Что вам надо! – сказал я, начиная раздражаться. – Усы я давно сбрил и Волну делать не умею. Отстаньте!

– А по-моему, ты умеешь делать Волну! – сказал балбес-капитан-предатель, шутливо ухмыляясь.

Он совершенно не понимал, что старуха «с приветом».

– Настоящую Волну ему не сделать, – сказала колдунья. – А маленькую, незаметную он сделать может. Такая Волна самая противная. Она понастоящему не убьет, а нервы попортит.

Капитан глупо засмеялся на верхней полке, старуха же без тени улыбки глядела мне под нос.

– Да, бабушка, – смеялся фотограф, – это вы верно сказали. Такая Волна самая противная. Вы хорошо разбираетесь в волнах.

Оторвав от меня свои колдовские очи, старуха глянула на капитана.

– А ты, парень, что-то уж больно развеселился, а ведь едешь и сам не знаешь куда. Не знаешь, куда едешь, не знаешь, что тебя ждет.

– Может, вы нам скажете? – прищурился капитан.

– Сами скоро узнаете! – каркнула старуха, передразнивая капитанский прищур. – Но один из вас домой не вернется.

Я вздрогнул. Все эти глупости, которые толковала колдунья про лысых и усатых, меня особо не взволновали, но когда она стала пророчить гибель одного из членов экспедиции, я рассердился.

– Выйдите отсюда! – сказал я, подымаясь.

– Уехали двое, потом вас будет четверо. А все равно один домой не вернется. Только не знаю кто.

– Выходи, тетка, – сказал я, – а то сейчас Волну сделаю!

– Мало каши ел, – сказала старуха, презрительно подымаясь.

Она хлопнула дверью, и капитан-фотограф спрыгнул с верхней полки.

– Гадалка, что ли? – спросил он, натягивая брюки.

Поезд между тем приближался уже к нашей станции. В окно видно было, что на улице дождь.

Серые железнодорожные ветлы гнулись под порывами ветра.

Мы сошли с поезда и по хлюпающей разваленной тракторами дороге отправились к Сиверскому озеру.

Болтовня старухи, ветер и дождь – это было не слишком удачное начало плаванья, и все же счастье испытывал я.

Под дождем на берегу Сиверского озера мы стали собирать лодку, и я все вспоминал, кто из моих знакомых лысый, а кто усатый.

Усатых набралось немного, лысых и того меньше. Но мой ближайший друг художник Орлов, как ни крути, был все-таки лысоватый.