Бабушка совсем перестала вставать и звонит в колокольчик, когда ей что-то нужно. Очень часто раздаётся этот звон, папа его принципиально не слышит и маме про него не говорит - дескать, нечего баловать старую клячу, пусть полежит позвонит, надоела до смерти. А мама его не слышит просто из-за постоянно работающего телевизора. Поэтому я всё время прислушиваюсь и прислушиваюсь, и в ушах постоянно стоит тень звона, мерещится даже во сне. И каждый раз страшно - а вдруг ей не просто нужно ножик, чтоб яблоко почистить, или подать чашку, вдруг ей плохо, она упала и умирает.
И ещё страшно входить к ней. В комнате темно, окликаешь её, и она звенящим голосом говорит: "Кто это?", и выспрашивает, прислушивается, вглядывается в проём двери. Страшно оттого, что она явно ждёт, что это может быть кто-нибудь, кроме меня или мамы.
У неё почти выпали волосы, ей постоянно мерещатся язвы на своей спине, от большой цветущей женщины, какой я её помню, остались большие кости, обтянутые дряблой кожей, уже похожей на бумагу.
Древняя прикованная к постели старуха в соседней комнате, к звону колокольчика которой прислушиваешься сутками. Пожилая истеричная мама, всё больше и больше страдающая расстройствами памяти, до абсурда. Ещё более пожилой папа, постоянно думающий о том, как сэкономить, ненавидящий бабушку до ужаса, постоянно пытающийся удержать меня возле себя едкими подколами и издевательствами, отчего я ещё сильнее замыкаюсь в себе. И мы все живём в одной комнате.
А я ничего не предпринимаю, чтоб отсюда выбраться. Потому что живу внутри этого и вроде бы привыкла. И потому что страшно идти на скандал. И страшно их оставить. И самое главное - лень что-то менять. Время перейти эту реку вброд, да? Как бы собраться.