Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Каждое утро я продираю глаза, плетусь в ванную и стою под душем примерно с таким лицом:
Предаюсь я этому развлечению почти час, потому что иначе мне не проснуться. Ну и потом галопирую в сторону работы, вношусь в библиотеку вся красная, взмыленная, очень веселю всех. Посоветуйте мне что-нибудь для просыпания ещё, возможно, есть что-то бодрящее кроме душа?
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Ты душишь одних, пока другие душат тебя. Отбрыкиваешься возмущённо от душащих и весело бежишь душить следующих. Интересно, а можно душить взаимно? И чтоб оба радовались?
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Вот почитала я журнал "Вокруг света". И что же я выяснила из него? Ничего хорошего, скажу я вам!
Во-первых, что вольные хомяки очень злы и достигают полукилограмма в весе.
А во-вторых, горностай.
педофилы!!!!Вскармливанием и воспитанием потомства занимается исключительно самка, хотя в старой литературе можно найти утверждения, будто самцы горностаев делят эти заботы с подругами. Основанием для этой версии служили довольно частые находки самцов возле гнезд с детенышами или в них самих, причем в последнем случае самка всегда отсутствовала. Выяснилось, однако, что интерес самцов к гнездам основан отнюдь не на родительских чувствах, а на уникальной (хотя и крайне непривлекательной с человеческой точки зрения) особенности их размножения.
Дело в том, что самцы горностаев — самые настоящие педофилы. Проникая в гнездо в отсутствие самки, они спариваются с детенышами-самочками, причем в организме последних оплодотворенные яйцеклетки сохраняются в течение всего первого года жизни, а на будущий год из них развиваются полноценные эмбрионы. Физиологической базой для этого феномена послужила именно способность зародышей горностая к длительной паузе в развитии, сформировавшаяся как приспособление к долгой зиме. Эволюционный механизм его закрепления тоже понятен: самцы с таким поведением получали преимущество в размножении. И все же нелишне отметить, что ни у каких других млекопитающих, включая ближайших родичей горностая, подобные формы размножения неизвестны. Более того, до сих пор неясно, насколько широко такое поведение распространено среди самих горностаев. Во всяком случае, установлено, что это не единичные эксцессы, а регулярное явление.
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Каааааааатяяяяяяя ^__________^
Я врываюсь в дом, а папа говорит такие давно забытые слова: "Лена, тебе письмо!" Я уж и забыла, как это приятно - держать конверт, рассматривать марки, смотреть обратный адрес, угадывать, что внутри.
А это же Маджента прислала мне открыточку! Я терзалась минуты три - оставить до Нового года или посмотреть прямо сейчас. Победило любопытство. Катечка, ты мой худописец в лучшем смысле! Это охуенно приятно. И ебанически клёво сделано. И не смей прибедняться.
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Дружочки мои.. Я не верю. Я не верю своим глазам. НЕБО Ж ЯСНОЕ!!!! ВОСХОД!!!! СОЛНЦЕ!!! СЕГОДНЯ БУДЕТ СОЛНЦЕ!!!!!!!!! Господи Шакьямуне, хорошо-то как!!!!!!!!! Я тут визжу по всей библиотеке, сейчас меня придут увольнять =)))
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Наконец-то снег и мороз! Минус десять, хоть что-то. Солнца бы ещё, правда..
Сегодня волшебная фея наколдовала мне кардридер. Я камлала для этого сорок минут на морозе по тёмным улочкам, но главное, что результат налицо. Точнее на полочку. Вон лежит, такой беленький, вспомогательный.
А ещё я побывала в самом уютном доме в мире. Его хозяйка показала мне свои рисунки, сыграла на пианино Баха, я чуть не умерла от эстетического катарсиса, но теперь ощущаю себя самопросирающим элементом. Что леночка может сказать о себе? Ну работаю. Отдыхаю. И всё. Отвратительно. ><
Пытаюсь думать, что мне хочется получить в подарок на новый год, но в голову ничего не приходит, кроме хорошего складного ножа.
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Друзья мои! Я вот вспомнила тут. Когда мне Маша отдавала вещички мои, то среди прочего моего барахла оказался дезодорант шариковый, белая баночка с надписью Body Series. Маша утверждает, что это не её и не родин, и он появился у них в ванной после того, как мы все у Роди ночевали в последний раз. Я искренне надеюсь, что это не дезодорант родиной новой девушки. Никто не забывал?
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
А теперь казус. Мама кричит, что если я скажу человеку прямо, что я не хочу делать то, что он предлагает, то это грубость и бестактность. "Скажи, что приболела, скажи, что не можешь, твоя правда никому не нужна, ты унижаешь и обижаешь людей". А врать дежурными фразочками лучше, получается?
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Дикий ужас. 12 декабря случится всё в этом мире. Завтра меня зовут: - на турнир по историческому фехтованию (кстати, кому рассказать, как до него добраться?) - на День Колокола - в Выборг на регги-фест - в кино на "Cristmas Carol" - на пьянку по случаю дня рождения - в гости - на даб-концерт в плейс - на Этно-зиму
но я туда всюду не хочу! Вот какая я капризная баба.
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Журнал "Наука и религия" в почтительной статье с ссылками на древние христианские источники сообщает нам, что Владимир принял христианство и крестил Русь из остроумия. Ну и шуточки были у князей.
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Morgen kommt der Weihnachtsmann
читать дальшеMorgen kommt der Weihnachtstmann, Kommt mit seinen Gaben. Wiede, Puppe, ei der Daus, Zuckerzeug und Knusperhaus, ja ein ganzes Puppenhaus mocht ich gerne haben!
Bring uns, lieber Weihnachtsmann, bring auch morgen, bringe Eisenbahn und Roller her, Baukasten und noch viel mehr, Schokolade lieb ich sehr, lauter schone Dinge!
Doch du weisst ja unsern Wunsch, kennst ja unsere Herzen. Kinder, Vater und Mama, auch sogar der Grosspapa, alle, alle sind wir da, warten dein mit Schmerzen.
Я всегда боялась этой песни. Во-первых, из-за немецкого праздничка в целом с чудовищным Knecht Rupreсht вместо Снегурочки. Во-вторых, для меня в названии этой песни скрывается угроза. Завтра придёт он - Человек Ночей Духов. Упорно не могу привыкнуть не видеть в слове Weihnachts внутреннюю форму, а ведь weih nachts - это ночи духов, душ умерших, пришельцев из иного мира, которые на десяток ночей имеют шанс свободно шляться между мирами. И потому, когда я слышу, что он придёт к нам в ночи, то аж мурашки бегают по спине. Возьмите любой текст немецкой новогодней песенки без изменений - и стихи для Раммштайна готовы. Том Ангельриппер-то ещё весело поёт их.
И последний вопрос - почему вся семья ждёт деда мороза с болью и страданиями? Он связал их и оставил на год в подвале? Я не понимаю ><
требуются трупы разной степени разложения. особенно с червями. В гл. IV "Висуддхи магги" Буддхагхоша описывает разные виды трупов и указывает на пользу от их созерцания: читать дальше1) созерцание вздутого трупа благотоворно для того, кто испытывает физическое влечение к красивым формам; 2) созерцание посиневшего трупа благотоворно для того, кто имеет пристрастие к красивой коже; 3) созерцание гноящегося трупа благотворно для того, кто испытывает вожделение к ароматам тела от цветов, духов и т. д.; 4) созерцание изломанного трупа благотворно для привязанного к полноте и крепости тела; 5) созерцание изгрызенного зверями трупа плодотворно для того, кто привязан к различным выступающим частям тела, типа груди; 6) созерцание расчлененного трупа полезно для того, кто влечется к гармоническому соединению частей тела; 7) созерцание разрубленного и раскиданного трупа полезно для того, кто имеет физическое влечение к безупречному телосложению; 8) созерцание окровавленного трупа благотворно для того, кто привязан к красоте, создаваемой украшениями; 9) созерцание трупа, кишащего червями, благотворно для человека, страстно привязанного к собственному телу и думающего: "Оно мое"; 10) созерцание скелета полезно для имеющего влечение к красивым зубам. "Таким образом, вызывающие чувство отвращения объекты, соотнесенные с различными типами похотливости, будут осознаны десятикратно", — заключает "Висуддхи магга". Постепенно ученик приучается и на тела живых людей (включая и свое собственное) смотреть как на сгустки нечистоты и мерзости ("Живое тело, подобно мертвому, также является отвратительным. Пока оно замаскировано посредством разнообразных украшений, свойство отвратительности, присущее ему, воспринимается неясно"). Используя эту методу, йогин избавляется от привязанности к телесности, как чужой, так и своей, и перестает испытывать влечение к телесной красоте: "Так как свойство быть отвратительным, которое характеризует истинную природу тела, не воспринимается и скрывается посредством всяких дополнительных украшений, поэтому мужчины восхищаются женщинами, а женщины — мужчинами. Но в действительности в теле нет ровным счетом ничего, что могло бы вызвать восхищение".
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Путём аннотирования статей на работе я получаю уйму обогащающего знания, коим и спешу поделиться с вами, мои дорогие друзья. Например, второй день любуюсь на следующий пассаж:
"Русско-японские браки, которые всегда были крайне редки и считались некоторой экзотикой, превратились в массовое увлечение. Трудно представить причины, по которым русская женщина из спектра национальностей выбирает японца", - пишет товарищ Никипорец-Токугава, являющийся, видимо, результатом подобного брака и вынужденный каждый день наблюдать страшную картину невозможной гармонии русской лебеди и японского кошмара в лице своего отца, которого, он, видимо, стыдится. Никипорец-Токугава (извините, мне просто нравится повторять эту прекрасную фамилию) продолжает так: "Японскому интересу к бракам с русскими способствует всё ещё устойчивый в Японии стереотип о красоте русских женщин. Русские - единственные представительницы неазиатской национальности, которых японцы считают красивыми". Так-то! Поеду в Японию, там хоть меня полюбят.
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Сегодня мы с Лёшей выяснили, как можно ещё от моей работы добраться до моего дома. По страшному Обводному каналу с недружелюбными пнями, заборами и загадочным кирпичными башнями. Я вылила на себя повидло из булочки! Оно у меня в волосах и на куртке. А сил вытереть куртку и вымыть голову нет. Буду завтра липкая.
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
Всё, билеты в Киев у хоббитса в кармансах. Уеду первого января в 4 часа дня. Я смелая! Надеюсь, хоть машинист будет в этом поезде. Теперь настало время для более мелких, но важных свершений. Например, пойти к парикмахеру. Я не была у стригущего лишая уже шесть лет. Когда-то на моей голове делали то ,что называется лесенкой, теперь оно отросло и умерло по бокам от основной массы волос, то есть у мамы на табуреточке так не пострижёшься.
В общем, вопрос - есть ли в мире парикмахеры, которые не горят смертельным желанием сразу отрубить тебе полметра волос с ушами, а могут просто и ласково постричь мёртвые кончики волос? И сколько нынче стоит такое дело?
Сирень не зацветет, если не вспомнит, зачем ей цвести
читать дальше По воскресеньям наваливалась особенная тоска. Какая-то нутряная, едкая... Максим физически чувствовал ее, гадину: как если бы неопрятная, не совсем здоровая баба, бессовестная, с тяжелым запахом изо рта, обшаривала его всего руками -- ласкала и тянулась поцеловать. -- Опять!.. Навалилась. -- О!.. Господи... Пузырь: туда же, куда и люди, -- тоска, -- издевалась жена Максима, Люда, неласковая, рабочая женщина: она не знала, что такое тоска. -- С чего тоска-то? Максим Яриков смотрел на жену черными, с горячим блеском глазами... Стискивал зубы. -- Давай матерись, Полайся -- она, глядишь, пройдет, тоска-то. Ты лаяться-то мастер. Максим иногда пересиливал себя -- не ругался. Хотел, чтоб его поняли. -- Не поймешь ведь. -- Почему же я не пойму? Объясни, пойму. -- Вот у тебя все есть -- руки, ноги... и другие органы. Какого размера -- это другой вопрос, но все, так сказать, на месте. Заболела нога -- ты чувствуешь, захотела есть -- налаживаешь обед... Так? -- Ну. Максим легко снимался с места (он был сорокалетний легкий мужик, злой и порывистый, никак не мог измотать себя на работе, хоть работал много), ходил по горнице, и глаза его свирепо блестели. -- Но у человека есть также -- душа! Вот она, здесь, -- болит! -- Максим показывал на грудь. -- Я же не выдумываю! Я элементарно чувствую -- болит. -- Больше нигде не болит? -- Слушай! -- взвизгивал Максим. -- Раз хочешь понять, слушай! Если сама чурбаком уродилась, то постарайся хоть понять, что бывают люди с душой. Я же не прошу у тебя трешку на водку, я же хочу... Дура! -- вовсе срывался Максим, потому что вдруг ясно понимал: никогда он не объяснит, что с ним происходит, никогда жена Люда не поймет его. Никогда! Распори он ножом свою грудь, вынь и покажи в ладонях душу, она скажет -- требуха. Да и сам он не верил в такую-то -- в кусок мяса- Стало быть, все это -- пустые слова. Чего и злить себя? -- Спроси меня напоследок: кого я ненавижу больше всего на свете? Я отвечу: людей, у которых души нету. Или она поганая. С вами говорить -- все равно, что об стенку головой биться. -- Ой, трепло! -- Сгинь с глаз! -- А тогда почему же ты такой злой, если у тебя душа есть? -- А что, по-твоему, душа-то -- пряник, что ли? Вот она как раз и не понимает, для чего я ее таскаю, душа-то, и болит, А я злюсь поэтому. Нервничаю. -- Ну и нервничай, черт с тобой! Люди дождутся воскресенья-то да отдыхают культурно... В кино ходют. А этот -- нервничает, видите ли. Пузырь. Максим останавливался у окна, подолгу стоял неподвижно, смотрел на улицу. Зима. Мороз. Село коптит в стылое ясное небо серым дымом -- люди согреваются. Пройдет бабка с ведрами на коромысле, даже за двойными рамами слышно, как скрипит под ее валенками тугой, крепкий снег. Собака залает сдуру и замолкнет -- мороз. Люди -- по домам, в тепле. Разговаривают, обед налаживают, обсуждают ближних... Есть -- выпивают, но и там веселого мало. Максим, когда тоскует, не философствует, никого мысленно ни о чем не просит, чувствует боль и злобу. И злость эту свою он ни к кому не обращает, не хочется никому по морде дать и не хочется удавиться. Ничего не хочется -- вот где сволочь -- маята! И пластом, недвижно лежать -- тоже не хочется. И водку пить не хочется -- не хочется быть посмешищем, противно. Случалось, выпивал... Пьяный начинал вдруг каяться в таких мерзких грехах, от которых и людям и себе потом становилось нехорошо. Один раз спьяну бился в милиции головой об стенку, на которой наклеены были всякие плакаты, ревел -- оказывается: он и какой-то еще мужик, они вдвоем изобрели мощный двигатель величиной со спичечную коробку и чертежи передали американцам. Максим сознавал, что это -- гнусное предательство, что он -- "научный Власов", просил вести его под конвоем в Магадан. Причем он хотел идти туда непременно босиком. -- Зачем же чертежи-то передал? -- допытывался старшина. -- И кому!!! Этого Максим не знал, знал только, что это -- "хуже Власова". И горько плакал. В одно такое мучительное воскресенье Максим стоял у окна и смотрел на дорогу. Опять было ясно и морозно, и дымились трубы. "Ну и что? -- сердито думал Максим. -- Так же было сто лет назад. Что нового-то? И всегда так будет. Вон парнишка идет, Ваньки Малофеева сын... А я помню самого Ваньку, когда он вот такой же ходил, и сам я такой был. Потом у этих -- свои такие же будут. А у тех -- свои... И все? А зачем?" Совсем тошно стало Максиму... Он вспомнил, что к Илье Лапшину приехал в гости родственник жены, а родственник тот -- поп. Самый натуральный поп -- с волосьями. У попа что-то такое было с легкими -- болел. Приехал лечиться. А лечился он барсучьим салом, барсуков ему добывал Илья. У попа было много денег, они с Ильей часто пили спирт. Поп пил только спирт. Максим пошел к Лапшиным. Илюха с попом сидели как раз за столом, попивали спирт и беседовали. Илюха был уже на развезях -- клевал носом и бубнил, что в то воскресенье, не в это, а в то воскресенье он принесет сразу двенадцать барсуков. -- Мне столько не надо. Мне надо три хороших -- жирных. -- Я принесу двенадцать, а ты уж выбирай сам -- каких. Мое дело принести. А ты уж выбирай сам, каких получше. Главное, чтоб ты оздоровел... а я их тебе приволоку двенадцать штук... Попу было скучно с Илюхой, и он обрадовался, когда пришел Максим. -- Что? -- спросил он. -- Душа болит, -- сказал Максим. -- Я пришел узнать: у верующих душа болит или нет? -- Спирту хочешь? -- Ты только не подумай, что я пришел специально выпить. Я могу, конечно, выпить, но я не для того пришел. Мне интересно знать: болит у тебя когда-нибудь душа или нет? Поп налил в стаканы спирт, придвинул Максиму один стакан и графин с водой: -- Разбавляй по вкусу. Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками. Даже не верилось, что у него что-то там с легкими. И глаза у попа -- ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому -- не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный -- не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие -- живые, трепетные нити -- распутывать. Однако -- Максим сразу это почувствовал -- с попом очень интересно. -- Душа болит? -- Болит. -- Так. -- Поп выпил и промакнул губы крахмальной скатертью, уголочком. -- Начнем подъезжать издалека. Слушай внимательно, не перебивай. -- Поп откинулся на спинку стула, погладил бороду и с удовольствием заговорил: -- Как только появился род человеческий, так появилось зло. Как появилось зло, так появилось желание бороться с ним, со злом то есть. Появилось добро. Значит, добро появилось только тогда, когда появилось зло. Другими словами, есть зло -- есть добро, нет зла -- нет добра, Понимаешь меня? -- Ну, ну. -- Не понужай, ибо не запрег еще. -- Поп, видно, обожал порассуждать вот так вот -- странно, далеко и безответственно. -- Что такое Христос? Это воплощенное добро, призванное уничтожить зло на земле. Две тыщи лет он присутствует среди людей как идея -- борется со злом. Илюха заснул за столом. -- Две тыщи лет именем Христа уничтожается на земле зло, но конца этой войне не предвидится. Не кури, пожалуйста. Или отойди вон к отдушине и смоли. Максим погасил о подошву цигарку и с интересом продолжал слушать. -- Чего с легкими-то? -- поинтересовался для вежливости. -- Болят, -- кратко и неохотно пояснил поп. -- Барсучатина-то помогает? -- Помогает. Идем дальше, сын мой занюханный... -- Ты что? -- удивился Максим. -- Я просил не перебивать меня. -- Я насчет легких спросил... -- Ты спросил: отчего болит душа? Я доходчиво рисую тебе картину мироздания, чтобы душа твоя обрела покой. Внимательно слушай и постигай. Итак, идея Христа возникла из желания победить зло. Иначе -- зачем? Представь себе: победило добро. Победил Христос... Но тогда -- зачем он нужен? Надобность в нем отпадает. Значит, это не есть нечто вечное, непреходящее, а есть временное средство, как диктатура пролетариата. Я же хочу верить в вечность, в вечную огромную силу и в вечный порядок, который будет. -- В коммунизм, что ли? -- Что коммунизм? -- В коммунизм веришь? -- Мне не положено. Опять перебиваешь! -- Все. Больше не буду. Только ты это... понятней маленько говори. И не торопись. -- Я говорю ясно: хочу верить в вечное добро, в вечную справедливость, в вечную Высшую силу, которая все это затеяла на земле, Я хочу познать эту силу и хочу надеяться, что сила эта -- победит. Иначе -- для чего все? А? Где такая сила? -- Поп вопросительно посмотрел на Максима. -- Есть она? Максим пожал плечами: -- Не знаю. -- Я тоже не знаю. -- Вот те раз!.. -- Вот те два. Я такой силы не знаю. Возможно, что мне, человеку, не дано и знать ее, и познать, и до конца осмыслить. В таком случае я отказываюсь понимать свое пребывание здесь, на земле. Вот это как раз я и чувствую, и ты со своей больной душой пришел точно по адресу: у меня тоже болит душа. Только ты пришел за готовеньким ответом, а я сам пытаюсь дочерпаться до дна, но это -- океан. И стаканами нам его не вычерпать. И когда мы глотаем вот эту гадость... -- Поп выпил спирт, промакнул скатертью губы. -- Когда мы пьем это, мы черпаем из океана в надежде достичь дна. Но -- стаканами, стаканами, сын мой! Круг замкнулся -- мы обречены. -- Ты прости меня... Можно я одно замечание сделаю? -- Валяй. -- Ты какой-то... интересный поп. Разве такие попы бывают? -- Я -- человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Так сказал один знаменитый безбожник, сказал очень верно. Несколько самонадеянно, правда, ибо при жизни никто его за бога и не почитал. -- Значит, если я тебя правильно понял, бога нет? -- Я сказал -- нет. Теперь я скажу -- да, есть. Налей-ка мне, сын мой, спирту, разбавь стакан на двадцать пять процентов водой и дай мне. И себе тоже налей. Налей, сын мой простодушный, и да увидим дно! -- Поп выпил. -- Теперь я скажу, что бог -- есть. Имя ему -- Жизнь. В этого бога я верую. Это -- суровый, могучий Бог, Он предлагает добро и зло вместе -- это, собственно, и есть рай. Чего мы решили, что добро должно победить зло? Зачем? Мне же интересно, например, понять, что ты пришел ко мне не истину выяснять, а спирт пить. И сидишь тут, напрягаешь глаза -- делаешь вид, что тебе интересно слушать... Максим пошевелился на стуле. -- Не менее интересно понять мне, что все-таки не спирт тебе нужен, а истина. И уж совсем интересно, наконец, установить: что же верно? Душа тебя привела сюда или спирт? Видишь, я работаю башкой, вместо того чтобы просто пожалеть тебя, сиротиночку мелкую. Поэтому, в соответствии с этим моим богом, я говорю: душа болит? Хорошо. Хорошо! Ты хоть зашевелился, ядрена мать! А то бы тебя с печки не стащить с равновесием-то душевным. Живи, сын мой, плачь и приплясывай. Не бойся, что будешь языком сковородки лизать на том свете, потому что ты уже здесь, на этом свете, получишь сполна и рай и ад. -- Поп говорил громко, лицо его пылало, он вспотел. -- Ты пришел узнать: во что верить? Ты правильно догадался: у верующих душа не болит. Но во что верить? Верь в Жизнь. Чем все это кончится, не знаю. Куда все устремилось, тоже не знаю. Но мне крайне интересно бежать со всеми вместе, а если удастся, то и обогнать других... Зло? Ну -- зло. Если мне кто-нибудь в этом великолепном соревновании сделает бяку в виде подножки, я поднимусь и дам в рыло. Никаких -- "подставь правую". Дам в рыло, и баста. -- А если у него кулак здоровей? -- Значит, такая моя доля -- за ним бежать. -- А куда бежать-то? -- На кудыкину гору. Какая тебе разница -- куда? Все в одну сторону -- добрые и злые. -- Что-то я не чувствую, чтобы я устремлялся куда-нибудь, -- сказал Максим. -- Значит, слаб в коленках. Паралитик. Значит, доля такая -- скулить на месте. Максим стиснул зубы... Вьелся горячим злым взглядом в попа. -- За что же мне доля такая несчастная? -- Слаб. Слаб, как... вареный петух. Не вращай глазами. -- Попяра!.. А если я счас, например, тебе дам разок по лбу, то как? Поп громко, густо -- при больных-то легких! -- расхохотался. -- Видишь! -- показал он свою ручищу. -- Надежная: произойдет естественный отбор. -- А я ружье принесу. -- А тебя расстреляют. Ты это знаешь, поэтому ружье не принесешь, ибо ты слаб. -- Ну -- ножом пырну. Я могу. -- Получишь пять лет. У меня поболит с месяц и заживет. Ты будешь пять лет тянуть. -- Хорошо, тогда почему же у тебя у самого душа болит? -- Я болен, друг мой. Я пробежал только половину дистанции и захромал. Налей. Максим налил. -- Ты самолетом летал? -- спросил поп. -- Летал. Много раз. -- А я летел вот сюда первый раз. Грандиозно! Когда я садился в него, я думал: если этот летающий барак навернется, значит, так надо; Жалеть и трусить не буду. Прекрасно чувствовал себя всю дорогу! А когда он меня оторвал от земли и понес, я даже погладил по боку -- молодец. В самолет верую. Вообще в жизни много справедливого. Вот жалеют: Есенин мало прожил. Ровно -- с песню. Будь она, эта песня, длинней, она не была бы такой щемящей. Длинных песен не бывает. -- А у вас в церкви... как заведут... -- У нас не песня, у нас -- стон. Нет, Есенин... Здесь прожито как раз с песню. Любишь Есенина? -- Люблю. -- Споем? -- Я не умею. -- Слегка поддерживай, только не мешай. -- И поп загудел про клен заледенелый, да так грустно и умно как-то загудел, что и правда защемило в груди. На словах "ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий" поп ударил кулаком в столешницу и заплакал и затряс гривой. -- Милый, милый!.. Любил крестьянина!.. Жалел! Милый!.. А я тебя люблю. Справедливо? Справедливо. Поздно? Поздно... Максим чувствовал, что он тоже начинает любить попа. -- Отец! Отец... Слушай сюда! -- Не хочу! -- плакал поп. -- Слушай сюда, колода! -- Не хочу! Ты слаб в коленках... -- Я таких, как ты, обставлю на первом же километре! Слаб в коленках... Тубик. -- Молись! -- Поп встал. -- Повторяй за мной... -- Пошел ты!.. Поп легко одной рукой поднял за шкирку Максима, поставил рядом с собой. -- Повторяй за мной: верую! -- Верую! -- сказал Максим. -- Громче! Торжественно: ве-рую! Вместе: ве-ру-ю-у! -- Ве-ру-ю-у! -- заблажили вместе. Дальше поп один привычной скороговоркой зачастил: -- В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию-у! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Вместе! За мной!.. Вместе заорали: -- Ве-ру-ю-у! -- Верую, что скоро все соберутся в большие вонючие города! Верую, что задохнутся там и побегут опять в чисто поле!.. Верую! -- Верую-у! -- В барсучье сало, в бычачий рог, в стоячую оглоблю-у! В плоть и мякость телесную-у!.. читать дальше ...Когда Илюха Лапшин продрал глаза, он увидел: громадина поп мощно кидал по горнице могучее тело свое, бросался с маху вприсядку и орал и нахлопывал себя по бокам и по груди: -- Эх, верую, верую!
А вокруг попа, подбоченясь, мелко работал Максим Яриков и бабьим голосом громко вторил: -- У-тя, у-тя, у-тя-три!
Верую, верую! Е-тя, етя -- все четыре!
-- За мной! -- восклицал поп. -- Верую! Верую! Максим пристраивался в затылок попу, они, приплясывая, молча совершали круг по избе, потом поп опять бросался вприсядку, как в прорубь, распахивал руки... Половицы гнулись. -- Эх, верую, верую! -- Ты-на, ты-на, ты-на -- пять!
Все оглобельки -- на ять! Верую! Верую! А где шесть, там и шерсть! Верую! Верую!
Оба, поп и Максим, плясали с такой с какой-то злостью, с таким остервенением, что не казалось и странным, что они пляшут. Тут или плясать, или уж рвать на груди рубаху и плакать и скрипеть зубами. Илюха посмотрел-посмотрел на них и пристроился плясать тоже. Но он только время от времени тоненько кричал: "Их-ха! Их-ха!" Он не знал слов. Рубаха на попе -- на спине -- взмокла, под рубахой могуче шевелились бугры мышц: он, видно, не знал раньше усталости вовсе, и болезнь не успела еще перекусить тугие его жилы. Их, наверно, не так легко перекусить: раньше он всех барсуков слопает. А надо будет, если ему посоветуют, попросит принести волка пожирнее -- он так просто не уйдет. -- За мной! -- опять велел поп. И трое во главе с яростным, раскаленным попом пошли, приплясывая, кругом, кругом. Потом поп, как большой тяжелый зверь, опять прыгнул на середину круга, прогнул половицы... На столе задребезжали тарелки и стаканы. -- Эх, верую! Верую!..